интервью
с Александром УЛАНОВым
Настоящее начало — встреча в Москве на дне рождения Нины Искренко с американским поэтом Джоном Хаем, который дал мне листок со стихотворением Мишель Мёрфи Family Album. Стихотворение в прозе, очень интересное и очень отличавшееся от того, что я вокруг себя видел. С этого начался интерес и к Мишель Мёрфи, и к другим американским авторам. Сделанный тогда перевод очень неточен и потом несколько раз был переделан.
Защитившая диссертацию по современной германской и русской поэзии Екатерина Евграшкина-Фридрихс сейчас в Германии, защитившая диссертацию по Морису Бланшо Татьяна Никишина сейчас во Франции. Мои попытки заинтересовать работой по переводу других самарских авторов ни к чему не привели. Поэтому мы ведем не пересекающееся существование. Зато получается активно взаимодействовать с Александром Фроловым, он участвовал в переводе ДюПлесси, переводит Кларка Кулиджа, Роберта Данкена, Барбару Гест и многих других авторов — и живет в Ростове-на-Дону. При современных коммуникациях географические границы кажутся очень условными.
Избыточно сложных текстов не бывает. Хороший текст — это многообразная сеть поддерживающих друг друга смыслов, то есть он настолько сложен, насколько у автора хватает сил. Бывают попытки зашифровывания простого содержания или нагромождение слов в надежде на то, что язык сам сработает (не сработает: будет броуновское движение, когда следующие слова перебивают поток ассоциаций, начатый предыдущими). Это относительно легко распознается. А если есть где двигаться — начинается медленное чтение. Перевод, мне кажется, — проверяющий это чтение «пересказ», попытка воссоздать понимаемое, конечно, с неизбежными потерями.
У ДюПлесси ассоциативная сеть огромна — в пределах одного стихотворения (а оно может занимать несколько десятков страниц) и всего корпуса «Черновиков» (а их 115). Небольшое изменение в одном месте требует изменений еще в десятке других. При первом соприкосновении с «Черновиками» было ощущение, что там очень много всего, и что это мне не по силам. Первый перевод одного из «Черновиков» (и нескольких малых стихов ДюПлесси) на русский сделала Анастасия Бабичева. Хотя и обсуждая его со мной. Но переводить в одиночку, кажется, вообще нельзя. Потом стал стараться переводить ДюПлесси сам, медленно, с трудом, с ошибками. Очень помогли Галина Ермошина и Александр Фролов. Надеюсь, что постепенно что-то понял. Но это обычная ситуация. Галина Ермошина начала переводить Уолдроп в 2004, книга ее переводов вышла в 2020. Но это интересно. А простые тексты еще на семинаре привыкли отбрасывать — все видно, ничего при переводе не открыть, зачем время тратить?
Я бы скорее вспомнил слова Рильке, что любой поэт — переводчик с языка молчания. Что такое озарение — не понимаю. Из интуиции приходит все, но потом с этим работать, долго, сопоставляя, связывая, переделывая.
Попробовал перевести всю книгу Кларка Кулиджа «В Египте». Ее части 1 и 6 были опубликованы в вышедшей в 2018 книге переводов Кулиджа «Меланхолия», а это часть 9.
Утренний муэдзин в оранжевом и комары
петух, осёл, древесная жаба и бензопила храпят
острие иглы проникает в чувствительную травму
они собираются в кучу и переплетаются, сталкиваются в экранах для света
развязывают язык в далёкой голове, стирая туман с шёпота
Только произнесённые
Слова следуют
Но дело в том, чтобы снова взлететь
заглянуть назад, где каменные глыбы
мягко раскалываются силами, требующими времени
натыкаясь на какие-то грани, на табличку с надписью
или запас содовой, независимо от её возраста, на историю
непонятную на любом языке, омытую временем и огромную
как любая языковая масса
Я вижу, как это высыхает до коричневого цвета Юты
небесный пол становится более зловещим от серебряного цилиндра
вдали в тон высохшей реке блекнет и сужается
они все отступают в Сахару, где ничто
не заканчивается, они крадут цыплят, которые сделаны из объедков
Просто, не правда ли? я хватаюсь за это и аплодирую на поворотах
воздух переворачивается, и чай проливается на пыльные отпечатки на огромном полу
или это на самом деле мягкое, всё это расстояние, эти разложенные планы?
здесь вы можете увидеть все дороги, по которым едете назад, рассекающие
в разные стороны, как во всех неправильных направлениях,
ты должен подождать, пока водитель притормозит
остановит этот свистящий ларёк и повернётся к нам
С чего начинаться полёту?
Для меня здесь важно переплетение американского опыта автора с восприятием Древнего Египта и современного арабского шумного города. Все три одновременно индивидуальны и поясняют друг друга. Умение жить во многоголосье, быть внимательным к этим голосам, взаимодействовать с окружающим множеством в реальных событиях (тексты Кулиджа предметны, телесны) — и умение оторваться от них, от времени, находить свой личный путь, личные слова, при этом не придавая им чрезмерного значения — они малы, «мягкие» рядом со множеством встреченного, направления, возможно, неправильны и будут пересмотрены. Но личное действие необходимо, «только произнесенные слова следуют», и всегда важен вопрос о его начале: «с чего начинаться полету?» А с высоты полета все будет видно иначе.
Для «Черновика 70» ДюПлесси пришлось делать два варианта перевода, один передает скорее смысл, другой — скорее приемы работы ДюПлесси со звуком в данном тексте. Перевод — это школа внимания, внимания именно к индивидуальному. И насколько сложно сохранить хоть что-то.
Кажется, что стихи Дикинсон или «Сонеты к Орфею» Рильке слишком много теряют при попытке сохранить стиховую, а тем более сонетную форму, не лучше ли подстрочник? Для «Сонетов»
мы сделали такой с Екатериной Фридрихс.
Борис Дубин — за его переводами огромная работа по выяснению и воссозданию поля текста с учетом других реалий культуры. Анатолий Гелескул — замечательный баланс сохранения содержания в стиховой форме. Можно говорить и о переводчиках прозы? Перевод романов «Александрийского квартета» Лоренса Даррелла, сделанный Вадимом Михайлиным — его вживание в стиль Даррелла.
Теоретический аспект перевода вроде бы должен быть интересен, считаю, что текст в очень большой степени строится на рефлексии. Но при этом затрудняюсь назвать работы по теории перевода, которые очень помогли бы. Либо общие принципы, либо рефлексия по поводу индивидуальных случаев, но что в пространстве между ними?
Перевод — хороший способ научиться слушать другого и уважать его, избавиться от самовыражения и самолюбования. Чтобы попытаться воссоздать текст, надо понять, как он устроен — школа рефлексии. Способ научиться работать, относиться к себе критически, редактировать, переделывать — ближайшие решения часто не слишком хороши, нужно попробовать пойти дальше. Способ попытаться хотя бы чуть привести голову в порядок в окружающей тревоге — по чужим следам идти все же чуть легче. Не бояться сложности, перемен. Расти, пробовать. Если не останавливаться, можно много куда попасть.
Александр Уланов — поэт, прозаик, переводчик, эссеист, литературный критик. Окончил Куйбышевский авиационный институт (1986), работает там же на кафедре конструкции и проектирования двигателей летательных аппаратов. Доктор технических наук (2009). Публиковался в журналах «Знамя», «Дружба народов», «Новое литературное обозрение», «Воздух», «Цирк "Олимп"+TV», «Флаги» и др. Лауреат премии Андрея Белого в номинации «Литературная критика» (2009).