надломившись к полудню, на северной стороне. Голова, говорю, надломившись
к полудню, на северной стороне.
Меньше недели до перепродажи легкого скутера. Холодит между ребрами –
ветер сменил направление
– теорема приятеля: борт опрокинется в левостороннюю атмосферу (шоссе? объездной
дороги?)
Обжигает
сетчатку ветер, вызревший на ничьих землях. Нить соленой слюны, прошитой выходным
воздухом.
Песочная крошка в смертной ладони. «Ничего страшного» думает о войне как о работе мышц.
ЗЕРКАЛО ДЛЯ ГЕРОЯ
Не справившись с обязательным экзаменом, Пятница 6.5″
отправляется в измышленное-настоящее, о котором С.Зонтаг
в книге «Regarding the Pain of Others», изданной в «Ад Маргинем
Пресс» в 2013 году под названием «Смотрим на чужие страдания»,
пишет не как об исключении, но как о норме (в переводе В.Голышева).
На (известную только по фотографиям) войну. Впереди Пятницы
отправляется копия заявления с тройной печатью, две копии паспорта,
справка от психиатра, СНИЛС. Вместе с Пятницей отправляется паспорт,
подлинник заявления с тройной печатью, мыло, пакет раскрошившегося печенья.
Мобильной связью на высоте Безымянной пользоваться запрещено.
Персональная карточка Пятницы выдаётся уже на месте. Первое, что
он видит, когда поезд пробивает незримую стену на въезде – город
в просветах стен, но без стекол (кто цитату узнал, тому выговор).
Насквозь проржавела лопасть, закрепленная в центре пустого двора,
взбивающая дни недели: сегодня, сегодня, сегодня, сегодня, сегодня.
С другой стороны тащится броневик, в который вставлены неопрятные
будущие мертвецы с тупым камнем в сердце (кто понял о ком здесь,
тому подзатыльник). Дым полностью застилает разлинованный видео-
воздух, об этом Пятница и напишет в мессенджер. Скорей бы завтра,
думает он, пока на другом конце города, упс, кто-то включает пеленг.
Проходит полгода, остановилась планета (кто в курсе, тому пиздец точно).
Издалека доносится отвратительный звук сирены, резонирующий с сигналом
бедствия, исходящим прямо из корковой зоны. «Всю ночь обстреливали»
кричит Пятница. «Всю ночь обстреливали каркас мира» не своим голосом
вопит он, когда его еле живого волочат за шкирку по уцененному льду.
06.07.20
Медленно вызревает испариной вечер окраины; вторник (вчера был
совсем другой день); переворачиваясь под невидимой пленкой
опасений. Когда ты возник – один собирает ансамбль в уме – понимал,
что не устою, не преодолею препятствие. Другой – возгонка спектакулярной
иллюзии там, где рекламный ландшафт мелеет, словно вн твоего бф –
держит даймона во френдзоне, спрашивает, что известно тебе о posttruth.
Да ничего; свет – обратная сторона ночной смены, темно-едкого кашемира,
мне надо идти. Были – казались – сквозными витрины, строчащие
сухожилия, связки, суставы, распутать, рассечь, растянуть. Рас…рас…рас…
Выплести воздух в июле, выбить из колеи холод на языке, выварить речь,
быстро бросить в скользкие вены песок из предместных камней, что тебе
я –
в глубине замороженной стройки, в мусорном кластере на Юго-Востоке?
P.S.
Мы оставались лежать, пока копится долбаный кислород,
переворачивались под невидимой пленкой, до наступления высокого
KPI. С улицы (слева) был слышен смех новых людей, справа
эти же звуки гасились о тишину, взбитую из основательного молчания
и отдельных пауз. Документы слуха. И мы, уставшие документы
времени, которым пора расходить-
ся,
рас
рас
растожде
де
дествля
ля
ля
ляться
рас
рас
распле
ле
ле
летаться
рас
рас
рас
рас
MEDEA FOR EXAMPLE
Что происходит с твоим телом сейчас спросила она надавив на рукоятку
несущее тупое лезвие Gipfel Professional Line купленное на распродаже
во флагманском шопе не задев залегающих в тканях сосудов там где
до этого уже был рубец затвердевший как не совершённая сетка
событий или разворачивающийся короткометражным днём
А сейчас оставив рельефный след бликующий на составленном
из непрочных отрезков холодной Колхиды евроокне но незамеченный
во время плановой диспансеризации среди стертых лодыжек
пятничных варваров по которым безошибочно определялось желание
Ну а сейчас в раскаленном вчера опрокинувшем нас в нитяной
период развития общественных отношений прошивающих предусмотренные
в лицензионной версии нервные препинания избыток движений вал
слов другие изъяны а также облако логарифмических грёз надвигающееся
с сырого фронта плывущее с неожиданной стороны
ВОСПОМИНАНИЕ О КАМЕННОЙ ПЫЛИ
двадцать второе бесплотный укус января говорю
я зацепившись левым зрачком за резкое граффити
на углу какой-то и Первомайской вкопанной в память
где нет перехода но и воздушный узел не получится
завязать
«Какой-то» – любой. Вообще.
на нелепой развилке столкнулись два субъективных
тела наспех обернутых машинной пыльцой быстротающих
выдохов и теперь похоронены здесь под слоем хорошей
дорожной пыли вызывающей переливы тревоги настойчиво
бьющей в нос
Субъективных равно никаких.
кстати граффити было такое работа чуть выше огня
нанесенное черным с серебристым включением
а через условную дробную молнию полюби и меня
черным с красноватым почти незаметным подтеком
ржавчины
Огня и, да, меня. Определенно.
носовое кровотечение останавливается и можно
продолжить движение рядом с пыльным шоссе
вшитое в этот текст рядом с двухчастным полднем
перекатившимся через разметку через предельный
уровень шума через бликующих пешеходов
Вшито движение, а не шоссе вшито.
но еще долго спускается солоноватый
воздух сгустками слов только ближе но осторожнее
а также зачем и еще никогда ну и конечно
совсем невозможно цыкающий скользотой пиздец
медленно вызревает испариной вечер окраины
Никогда почти никогда, это точно.
***
Выдох
сегодняшней речи. «Хочешь» сжимая язычный корень, остывающий крепкой
слюной
на переломленной в конце прошлого века дамбе. Там, где спалились
двое
тинейджеров – взвесь сожженного в протоке пятницы сердца. Да, костный случай,
перемещенный
из утренней пряжи в другую
страту: «В коротком проселке был найден Грушевский, прорастающий
шелестящей кровью. В 1994 году.»