Граждане ночи:
Неизвестная Россия / Антология.

В двух томах. / Сост. О. Чугай./ Предисловие Г. Гордеевой. - М.: СП "Вся Москва". Составление, оформление ПК "Оригинал". - Т.1, 1990, 351 с.; Т. 2, 1991, 383 с. - (Серия "Неизвестная Россия")

История издания

© Евгения Вежлян.

Замысел антологии связан с деятельностью «Лаборатории первой книги». Эта Лаборатория возникла в 1977 году при Московской писательской организации. В позднесоветские годы в писательских организациях существовали комиссии по работе с молодыми литераторами, деятельность которых была инспирирована партийными структурами. Эта работа поручалась членам Союза Писателей, состоявшим в партии, — как общественная нагрузка. При писательских организациях возникали различные мастерские и литературные объединения. Часто эти институции, вопреки замыслу руководства, который заключался в контроле над молодыми литературными силами, становились значимыми очагами неформальной литературной жизни. Так произошло и в этот раз.
Когда поэтам-фронтовикам Н. А. Панченко, Н. С. Бялосинской и А. И. Балину поручили создание объединения для молодых поэтов, они решили организовать ежемесячные встречи для авторов, не являвшихся членами СП. В своем мемуаре, написанном специально по просьбе команды проекта «Раритеты», одна из участниц Лаборатории, Ольга Постникова, вспоминает, что формат этих встреч был достаточно обычен: это были просто поэтические чтения, сопровождавшиеся разбором стихов. Проходили они в Центральном Доме Литераторов. Как вспоминает Ольга Постникова, там «для этого была отведена комната № 8 (роскошна гостиная, расположенная над дубовым залом ресторана и украшенная деревянными панелями с резьбой), днем используемая для работы парткома». Место встречи самими участниками воспринималось иронически. Содержание текстов и разговоров никак не вязалось с «дневным» назначением помещения. Чтобы это понять, достаточно вспомнить, что Николай Панченко — это один из создателей альманаха «Тарусские страницы», «подписант» письма в защиту Даниэля и Синявского, а имя Н. С. Бялосинской, дружившей с Н. Я. Мандельштам, можно встретить в мемуарах Г. Сапгира, одного из представителей неподцензурной поэтической Лианозовской школы.
Поэтому вскоре и формат встреч изменился.
К концу 70-х советская издательская машина работала уже настолько плохо, что со всеми согласованиями прохождение рукописи занимало годы, авторы выстраивались в огромные очереди, в которых, конечно, первенство отдавалось признанным стихотворцам. Этот фактор, а также фактор цензуры, привел к тому, что целое поколение молодых поэтов оказалось задержанным на пути к читателю. Конечно, единичные публикации в журналах и альманахах случались, но только издание книги могло в этот период сделать поэту имя. Поэтому Николай Панченко предложил создать место, куда автор мог бы принести готовую книгу для обсуждения, по результатам которого ему выдавалась выписка из протокола и официальная рекомендация в издательство. Так родилась Лаборатория первой Книги. Позднее основатели передали руководство Лаборатории поэту и переводчику Ирине Волобуевой, которая приняла сложившийся порядок работы студии и поддерживала его.

Ольга Чугай
Специфика Лаборатории требовала создания своеобразной редколлегии. Эту роль взяла на себя поэтесса Ольга Чугай, значение которой в неофициальной литературной жизни Москвы того периода трудно переоценить. Она была, безусловно, «литературтрегером», но не совсем в современном смысле. Тогда в Москве было множество мест, где встречались, обменивались текстами и просто проводили время молодые авторы, ожидающие признания. Они переходили с квартиры на квартиру, из лито в лито, знакомились — словом, «тусовались». Одним из таких «тусовочных» мест была квартира Ольги Чугай. Вот как об этом вспоминает А. П. Цветков: «Она была старше всего на три года, но отношения, которые между нами сложились, вылились скорее в некую опеку — надо мной, с ее стороны, с оттенком материнства, но в то же время вполне профессиональную. У нее была редкая в те времена техника, пишущая машинка, на которой я, сидя в Олиной квартире,
часами отстукивал свои немудрящие вирши, в четырех сакраментальных копиях, чтобы нести в редакции, где меня, конечно, ожидал неминуемый отказ. У нее я знакомился с другими такими же литературными честолюбцами, ищущими точки прорыва в большую литературу, — и не только московскими или, вроде меня, приезжими из провинции, но также питерскими, с которыми затем возобновлял контакт уже на их родной почве». Подобные воспоминания есть у каждого, кто знал Ольгу Чугай в те годы. Именно Ольга Чугай стала неформальным лидером Лаборатории первой книги. Она привлекала авторов, отбирала для обсуждения рукописи. За время существования лаборатории в ней обсудились 200 авторов. Среди активных участников Лаборатории — Ольга Постникова, Нина Габриэлян, Аркадий Штыпель, Сергей Преображенский и другие авторы, чьи стихи войдут в антологию «Граждане ночи».

«Если в 20-е годы — первой половине 30-х годов [еще] плавали на на поверхности обломки [культурной среды] серебряного века, то уже в 60-е годы мы практически оказались в вакууме. И особенно это отразилось на литературе: она была самой опасной и ее больше всего "пасли" и истребляли идеологи. искусственные же заповедники типа Союза писателей или литобъединений были специально придуманы коммунистическими идеологами для осуществления селекции. Она и велась годами, и потому теперь просто необходимо поддержать то, что ее избежало во всех сферах культуры. Поэтому я собираю рукописи. Первая попытка издать их удалась. Вышла антология "Граждане ночи" — первые два тома цикла "Неизвестная Россия". То же название носит и основанная в Москве ассоциация, выросшая из такого же "селекционного" литобъединения, опекавшегося парткомом московской организации литераторов, из "Лаборатории первой книги". [...] сейчас можно уже сказать, что впервые в России была создана более-менее обширная антология современной поэзии». По мысли Ольги Чугай, ассоциация «Неизвестная Россия», по всей видимости основанная уже после издания антологии, должна была объединить русскоязычную литературу, поддержать литераторов в сложное постсоветское время. Следы деятельности ассоциации, к сожалению, в настоящее время найти не удалось.
Издательские планы оказались реальнее организационных.
По воспоминаниям очевидцев, тексты для антологии были собраны уже в конце 80-х. А ближе к 1990-му нашлись и средства для ее издания. Их выделил предприниматель («кооператор», как назывались в период перестройки те, кто вели свободную коммерческую деятельность) из Ростова-на-Дону Владимир Толоченко, который попал в круг Ольги Чугай вслед за ростовскими поэтами, представителями ростовского андеграунда Геннадием Жуковым и Виталием Калашниковым, с которыми дружил. Об издании книги удалось договориться с СП «Вся Москва». Как мы смогли выяснить, это было совместное предприятие издательства «Московский рабочий» и немецкого издательства Blaue Horner, специализирующееся на справочниках. Выбор издательства можно объяснить тем, что на тот момент (до принятия закона о печати) даже за свой счет нельзя было издать книгу вне институций, которым была разрешена коммерческая деятельность. Тут все сходилось: издательство «Московский рабочий» работало с поэтическими книгами, а СП «Вся Москва» было коммерческим издательством. И Ольга Чугай решилась на эксперимент - издание книги на деньги частного спонсора, эксперимент, на тот момент рискованный и небывалый.
Книга была напечатана в Луганской типографии, видимо, чтобы облегчить денежные расчеты. Предполагалось, что можно будет продать тираж и получить прибыль. Но как раз в момент выхода книги советская система распространения и книготорговли начала распадаться, а новая система, построенная на рыночных отношениях, еще не сложилась. Поэтому задача распространения тиража легла на издателей, и прежде всего - на Ольгу Чугай. Авторы же, по инерции, все еще рассчитывали на гонорар. Поскольку совершенно не было понятно, как распространять и продавать тираж, решено было выдать его экземплярами - каждому автору по количеству строк. Авторы антологии, Александр Воловик и Аркадий Штыпель, вспоминают, не без юмора, как ездили за экземплярами в Ростов-на-Дону, как везли их в Москву в купе. К сожалению, экономические обстоятельства начала 1990-х, затронули и читательскую историю книги: часть тиража была роздана в литературной среде, часть - осела у Ольги Чугай и еще много лет раздавалась тем, кто приходил в ее гостеприимный дом (в конце-концов была роздана вся и сейчас является библиографической редкостью), а часть тиража так и пропала в Ростове.
Малый поэтический бум, как иногда называют эпоху второй половины 1980-х, заканчивался. Наступала эпоха автономного, салонного существования поэзии, маленьких тиражей и камерных чтений.
Но значение антологии «Граждане ночи» и проекта Ольги Чугай трудно переоценить. Рецензент Василий Кисунько писал в газете «Россия»: «Интересно, в каком году переиздадут "Граждан ночи" — не в мягких дешевых обложках, не на жуткой бумаге, а красиво, с комментариями и биографическими справками об авторах? А ведь переиздадут — как замечательный, поразительнейший литературный памятник».
Эта книга могла бы стать по-настоящему популярной, но стала — культовой для всех, кто имел отношение к той легендарной эпохе нашей поэзии.

Поэтика

© Денис Ларионов

Состав участников антологии «Граждане ночи» обширен и неоднороден, что обусловлено ее происхождением из недр «Лаборатории первой книги», которая была парадоксально неформальной,
почти самодеятельной организацией литераторов внутри крупной советской институции. Наряду с уже известными на тот момент поэтами, близкими различным кругам неподцензурной литературы (Сергей Гандлевский, Бахыт Кенжеев, Алексей Цветков, Ольга Постникова, Тимур Кибиров, Иван Жданов, Нина Искренко и др.), в ней были представлены авторы на тот момент менее известные, но безусловно заслуживавшие внимания широкого читателя (Павел Соколов, Мария Ходакова, Аркадий Штыпель, Ольга Чугай, Александр Беляев и др.).

Основной задачей антологии, (а до этого - поэтического содружества, сформированного вокруг «Лаборатории первой книги»), как она видится из сегодняшнего дня, было создание такой литературной (поэтической) картины мира, которая бы не совпадала с картиной мира, сформированной официальной советской культурой, но и не была связана с радикальными течениями литературного андеграунда. Недаром на обложке первого тома антологии «Граждане ночи» был изображен Александр Сергеевич Пушкин в характерной одежде советского дворника: составительница книги, Ольга Чугай считала, что в позднесоветское время классик русской поэзии вряд ли мог претендовать на более высокое социальное положение. Думается, обращение к фигуре Пушкина здесь вполне оправданно еще и потому, что с самого своего зарождения «Лаборатория первой книги» по сути стремилась сформировать новую литературную норму, которую должны были олицетворять поэты, родившиеся в 1940-50-е годы, чей путь к печатному станку почти всегда был тернист, но за время вынужденного непечатания «они обрели друзей, единомышленников, наставников, они учились – и научились – чувствовать вкус слова, выращивать стихотворение, как цветок, строить книгу, как дом или храм, учились слушать себя и понимать себя. Другие были и остались одинокими, проходя свой путь «в безумных валенках», ежась под осенним дождем, давясь горьким дымом <…>» (Галина Гордеева). Действительно, за двенадцать лет существования «Лаборатории первой книги» авторы прошли большой путь (кому-то, как Ивану Жданову, за это время удалось выпустить отдельную дебютную книгу), но всё-таки «Граждане ночи» вышли в совсем ином, уже не застойном культурном контексте, совпав с перестроечным взрывом публикаций «возвращенной литературы» и спонтанной легализацией в культурном поле авторов и сообществ неподцензурной литературы.
Литературная норма, как она представлена в антологии, была достаточно разнообразна и включала широкий разброс авторских поэтик, в диапазоне от вполне традиционного для позднесоветской литературы извода «женской поэзии» («Так светло оттого, что ты женщина./ Недобитой природой завещано,/ Чтоб в тебе, до поры невесом,/ Русской муки невольным наследником/ Выживал человек — исповедником,/ Кровью знающим здесь обо всем.» (Ольга Постникова) до пространных поставангардных (постфутуристических) циклов и композиций («Клонилась полночь белогорлая,/
ледовых шла светил подвижка,/ как в каганце сырое масло горкло/ и птицей тень ложилась книжника» (Аркадий Штыпель)), верлибров длинной строки с их иронической метафорикой («когда смотришь на простой предмет / вроде двойного сальто прогнувшись или приправы/ из куркумового корня то наикратчайшее расстояние/ между двумя листочками бумаги мигает и скручивается» (Нина Искренко)) и неожиданных вариаций экзистенциально ориентированного поэтического минимализма («нечаянно муравья...// так и меня когда-нибудь» (Павел Соколов)).
По видимому, самым признанными автором из «Граждан ночи» был метареалист Иван Жданов (р.1948), которому все-таки удалось в 1982 году напечатать сборник «Портрет», а в антологии представленному новыми стихотворениями, которые войдут в его следующий сборник «Место земли» («Это всего лишь щепоть пустоты/ это всего лишь чакона без скрипки -/ ты меня встретишь подобьем улыбки/ словно стесняясь своей красоты»). Кроме того, расхожее название «граждане ночи» ассоциировалось, в первую очередь, с метареализмом: «"Метареалисты" — еще один титул представителей "поколенья Нового Арбата", уже узаконенный в литературном обиходе... "Метареалисты" преуспели в отрицании национальных основ поэзии, во "всеземном" сознании, в ломке стиховой речи» (из Золотцев Ст. «Полистилистика», или Логическое мышление «граждан ночи» // Литературная Россия. 1987. 13 февраля. С. 8-9).

Иван Жданов
Эстетический диапазон антологии расширяла и элегическая разбалансированность таких представителей легендарной литературной группы «Московское время» как Сергей Гандлевский и Бахыт Кенжеев, чьи подборки представляют собой своего рода «избранное» из их поэтических текстов 1970-80-х гг. К ним же примыкает более конвенциональная постакмеистическая лирика Александра Сопровского, а также Алексея Цветкова, чья открывающая второй том антологии обширная подборка содержит как написанные еще в СССР стихотворения 1970-х гг., так и созданные уже после переезда в США тексты, решенные с непривычном для этого круга этической бескомпромиссностью. Тематически к этому кругу авторов примыкает Евгений Бунимович – поэт уже следующего поколения, в произведениях которого легкая грусть заменяется на прямое и ироничное манифестирование своего места в городе и в мире: «я не поэт/ да и разве бывают живые поэты/ я работаю в школе// я преподаю математику/информатику/ а также этику и психологию семейной жизни// при этом ежедневно возвращаюсь домой/ к жене». Насквозь иронична (и даже саркастична) поэзия Игоря Иртеньева, показывающего культурный хаос, блуждающих в головах простых советских граждан: «Люблю Чайковского Петра!/ Он был заядлый композитор,/ Великий звуков инквизитор,/ Певец народного добра.»
Совсем другой, более мягкий извод иронии представлена в подборке Александра Воловика, сближающего в своих поэтических текстах «высокие» культурные реалии и «низкие» бытовые подробности: «Когда, локтем круша цивилизацию,/ я насмерть вжат в автобус, в самый пик,/ то чувствую, что ближе стал к Горацию,/ точней, к тому, чего он там воздвиг.» Более системно же использует иронию Тимур Кибиров, в вошедшем в антологию хрестоматийном «Послании Семену Файбисовичу» представляющем очерк нравов позднесоветского культурного сообщества: «Как все забавно и обыкновенно./ Всюду Москва приглашает гостей./ Всюду реклама украсила стены:/ фильм «Покаянье» и Малая сцена,/ рядом фольклорный ансамбль «Берендей»/ под управлением С. С. Педерсена.../ В общем-то нам, говоря откровенно,/ этого хватит Вполне. Постепенно/ мы привыкаем к Отчизне своей.» Наконец, отдельный интерес представляет поэзия составительницы антологии Ольги Чугай. Центром ее подборки является небольшая поэма «Линзы иллюзий», в которой, помимо строгой экзистенциальной оптики, соединяются, казалось бы, противоречащие друг другу черты: стремление к изысканной метафоризации и интерес к эмоциональной стороне повседневности, столь подробно описываемой поэтессой.
Библиография и ссылки

Рецензии

Ст. Золотцев «Полистилистика», или Логическое мышление «граждан ночи» // Литературная Россия. 1987. 13 февраля. С. 8−9.

Василий Кисунько. Под грифом «Неизвестная Россия» // Россия. 1991. № 4 (63).


Ссылки:

Вечер в музее «Гараж», посвященный антологии «Граждане ночи»

Страница Ольги Чугай в Фейбук
Дополнения
Библиоведческое описание

Текст: Дарья Ковалева

Книги, изданные на заре независимого книгоиздания, зачастую выглядят самым причудливым образом, многократно отходят от принятого для того времени ГОСТ 1986 года (7.4-86 «Издания. Выходные сведения»), что придает этим книгам отдельный библиографический интерес.

Антология «Граждане ночи», в силу специфики технологического процесса ее издания, также имеет особенности. Согласно ГОСТ 1986 года «при наличии четырех и более авторов их имена помещают либо на титульном листе, либо на его обороте. На обороте титульного листа перед именами авторов помещают слово «Авторы» …». В издании «Граждане ночи. Том 1» авторы перечислены на обороте титульного листа (их 18), однако, это не соответствует ГОСТу. Они указаны в содержании сборника (содержание должно выносится на отдельную страницу). В издании «Граждане Ночи. Том 2» список авторов не представлен на обороте титула вообще. О них мы можем узнать только в содержании сборника.

«Неправильным», с точки зрения ГОСТ, является и оформление аннотационной карточки.

В макете аннотационной карточки издания должны быть представлены следующие пункты: библиографическая запись, которая состоит из заголовка, библиографическое описание, аннотация, индекс ББК, комплексный книготорговый индекс-шифр и авторский знак. В соответствии с ГОСТ 7.4-80 макет карточки может быть расположен на обороте титула, а также на последней странице издания.

В издании 1990 года («Граждане ночи 1») на обороте титула представлена библиографическая запись: наименования издания с названием серии (Граждане ночи: Неизвестная Россия), место издания (М.), издательство (СП «Вся Москва»), год (1990), количество страниц (352 с.).

Однако, у издания аннотация, которая помещается ниже библиографической записи, расположена на концевом титуле. Индекс ББК также расположен только в верхнем левом углу, что соответствует ГОСТ 7.4-86, однако, он также должен быть расположен ниже библиографической записи и аннотации в правом углу.

В копирайте должны быть указаны издательство, автор предисловия, имя оформителя (или организации).

Также, в соответствии с ГОСТ 7.4-86 в нижнем левом углу должен быть расположен комплексный книготорговый индекс-шифр, а также ISBN, которых в издании нет.

Здесь два варианта расположения (макета карточки), смотря, как мы рассматриваем данное издание: либо многотомное (в котором макет карточки не указывается, а на обороте титула представлены имя составителя, оформителя или художника, автора вступительной статьи, а также, что для нас важнее, с какого момента издание выходит), либо серийное (в котором должны присутствовать все пункты выше либо на обороте титула, либо на концевом титуле, а также перечислены все имена авторов, так как их число не превышает двадцати).

На концевом титуле «Граждане ночи 1» отсутствует вид издания, а именно литературно-художественное, которое должно быть прописано выше названия издания.

В серийных изданиях, как и многотомных, должен быть прописан год начала выпуска серии (год выхода первого издания данной серии). А также, количество томов, предполагаемых к выпуску.



В издании «Граждане ночи 2» ситуация немного другая:

1. Список авторов в данном издании представлен только в содержании издания, однако, как мы говорили раньше, в соответствии с ГОСТ 7.4-86 авторы могут быть прописаны на обороте титула, так как не превышают 20 человек;

2. Макет карточки расположен на обороте титула, однако, в нем присутствуют отклонения от ГОСТ. Во-первых, в библиографической записи не указано количество страниц издания. Во-вторых, нет аннотации, которая присутствовала в издании ранее (однако, на концевом титуле). В-третьих, в ISBN (которого в предыдущем издании не было) выполнен с ошибкой (нет последних цифр). В-четвертых, все также отсутствует комплексный книготорговый индекс-шифр, как и в издании ранее;

3. На концевом титуле также, как и в предыдущем издании, не указан вид издания, а именно литературно-художественное. Также, не указан год основания серии (многотомного издания).